К 75-й годовщине победы в Великой отечественной войне
Это был август 1968 года, примерно в 20.30 я пригнал с табуна корову. Это были мои обязанности по хозяйству. Загнав корову на баз, я пошёл к летней кухне, по пути рассказал матери, что корова в стойле, люцерны накосил. За что она меня поблагодарила и сказала: «У нас гость, пришёл твой Друг». Я очень обрадовался, так как Друг не кто иной, как Никифор Петрович Комаров – однополчанин отца. Они часто захаживали друг к другу в гости. Никифор Петрович работал ачуром, то есть в госрыбнадзоре, и у него с собой всегда был пистоле ТТ, который он иногда давал мне подержать в руках, естественно, предварительно разрядив его. Что это было для мальчишки могут понять только те, кто сам это испытал. Отец и Никифор Петрович сидели под навесом. На столе графин с вином и закуской: варёной курицей, селёдкой, огурцами и помидорами. Отец что-то рассказывал Никифору Петровичу, из двух-трех слов я понял, что речь идёт о войне.
Я присел рядом на маленькую скамейку и прислушался, а отец продолжил говорить: «Сменился я с наряда, пришёл в землянку. Она была битком набита солдатами, места мало. Я притулился у входа и стал дремать под звуки трофейного аккордеона, на котором играл командир взвода молоденький лейтенант на год, не более, старше меня. В памяти остались слова песни «Ах, как бы дожить до свадьбы-женитьбы». Проснулся от того, что в бок меня толкал наш старшина, который сказал, что он привёз кухню, и лейтенант посылает меня за едой. Взяв термос я пошёл за старшиной».
В это время к столу подошла мама, взяла пустой графин и ушла в погреб за вином. Также молча поставила графин с вином на стол, ушла по своим делам.
Отец продолжал: «От блиндажа до кухни идти примерно 1,5 км. Ну, ты то знаешь, Никифор Петрович, пиндитность немцев, через 5 минут обязательно кинут мину. Наливай по стаканам, Никифор Петрович». И они молча выпили. «Получил я хлеб на взвод, 100 граммов наркомовских и термос ухи из битой рыбы с реки Миус и пошёл на передовую. Спрыгнув в траншею, не пройдя и 5 метров, услышал вой мины, залп, взрыв, был перелёт. Пошёл дальше, остановился у часового, поговорили. Не доходя метров 8-10 до блиндажа, вновь услышал – мина. Я упал на дно окопа. Ударила взрывная волна, едкий, зловонный запах тротила, посыпалась земля, полетели брёвна. Очевидно, меня ударило бревном, так как я потерял сознание. А очнулся, страшно болела спина. Сначала подумал ранило, но потом понял – пробило! Из термоса прямо на спину вытекает уха. Вылез из-под обломков и земли, бросил термос и через один зигзаг траншеи увидел, что мина попала прямо в блиндаж, и все, кто там были, погибли. И я бы погиб, если бы не пошёл за едой. Вокруг никого. Я пошёл к часовому, но он сам уже шёл ко мне. Мы стали раскапывать блиндаж. Вместе слейтенантом вытащили 19 солдат, все были убиты. В соседней воронке мы их закопали, предварительно забрав документы. Часовой остался, я в тыл к старшине, доложил, что взвода нет, что мой второй номер тоже погиб (а я был первым номером ПТР), что нас осталось только двое: я и часовой. Я даже не знал, как его зовут, не то, что фамилию. Старшина забрал документы и сказал, чтобы я возвращался в окоп, утром будет пополнение. Я вернулся в своё расположение, и мы вдвоем до рассвета дежурили по очереди. Примерно в 6 часов утра прибыло пополнение с новым командиром. Он спросил: «Кто Болдырев?» и представил мне второго номера, который принёс подсумки с патронами для ПТР. Личный состав взвода пошёл оборудовать землянку, а мы с часовым попадали спать. А утром немцы пошли в атаку. Мы находились на левом берегу Миуса, а немцы на правом. Немецкие танки поддерживали свою пехоту только до реки Миус, она хоть и не глубокая, но они дальше не могли пройти. Я впервые увидел танк «Тигр». Их на Миусе в 1943 году было всего 3 штуки. И ходила байка, что тому кто «Тигр» подобьёт, сразу Героя Советского Союза дадут и отпуск домой. «Тигр» примерно метров 300 не дошёл до реки Миус и стал обстреливать наши позиции, немецкую пехоту мы отбили. «Тигр» очень громко стрелял и при каждом выстреле он как бы троился в силуэте. Заняв позицию, мы стали стрелять по танку. Помню, когда я в него попадал, а расстояние было примерно 700-800 метров, вспыхивали синенькие огоньки. Но я делал 2-3 выстрела и быстро менял позицию иначе он со своей пушкой неминуемо «накрыл» бы наш расчёт. Куда я только не стрелял, и по щелям, и по гусеницам, но танк был живуч. Иногда сдавал назад, но затем снова двигался вперёд. Сменив очередную позицию, я оказался с правой стороны «Тигра», выстрелил два раза подряд, причём целился под башню. Не знаю, что произошло, но «Тигр» перестал стрелять, а дыма не было. Увлёкшись поединком, мы проморгали «Фердинанда» (самоходное орудие у немцев), за что жестоко поплатились. ПТР был перебит напополам, второй номер убит, только и помню, что звали его Иваном, ни фамилии, ни откуда он – не знаю. А мне перебили левую руку. Вскоре бой затих, и я, как «ходячий», отправился в медсанбат. Руку мне перевязали, так как кость оказалась цела, отправили эшелоном в армейский госпиталь, который был на станции «Тацинская» Ростовской области. Ехали двое суток. Рука страшно болела, опухла и начала синеть. Выгрузившись с эшелона, я пошёл в госпиталь, везде были раненные, лежали мёртвые. Очередь в госпиталь была километровая, кто кричал, кто стонал, многие молчали. Заняв очередь, это было 5 мая, ночью холодно, а днём жара, мухи, вонь. У меня поднялась температура, силы уходили, хотелось пить и есть. Не имея больше сил, я прислонился к стене небольшого сарая, рядом очевидно была прачечная, так как вешали бинты, одежду. Мимо пробегала маленькая девчушка в огромных солдатских ботинках, солдатской юбке и гимнастерке, не голове платок, цвета хаки. Я окликнул её. Она подошла, я попросил воды и что-нибудь поесть. Девушка оказалась «шустрой хохлушкой». Она посмотрела на мою руку, покачала головой и сказала: «Лежи здесь, никуда не уходи, я сейчас приду». Сколько её не было не помню, так как я бредил, меня знобило. Очнулся от боли, «хохлушка» сняла с меня телогрейку без левого рукава, затем напоила меня и всунула в рот кусок сухаря. Рядом с ней лежал свернутый лист лопуха. Она развязала рану, рука была чёрно-багрового цвета, распухшая. «Хохлушка» ловко подсунула телогрейку под мышку, взяла лист лопуха, раскрыла его, у меня глаза полезли на лоб, там было много опарышей. Я замычал, замотал головой, но «хохлушка» хоть была и маленькой, но проворной. Стукнула меня в ребра кулачком и сказала: «Терпи, дурак, тебе же лучше будет, у тебя вот-вот начнётся гангрена, если не началась, сдохнешь под сараем». Она приложила лопух с опарышами к ране, перебинтовала и сказала, чтобы я спал, вечером придет и сделает ещё одну перевязку, а утром к доктору, если доживешь.
От умиления я спросил, как зовут, на что она ответила: «Мария, что свататься придёшь?», а я подумал, что ей и 15 лет нет. Мария убежала, а я поудобнее устроился и заснул. Вечером Мария принесла очередную порцию опарышей с лопухом, воду и кашу в котелке. Сделала перевязку. Рука немного стухла. Выковыряв из раны червей, положила новых, перевязала и ушла, я снова уснул. Утром Мария пришла очень рано. Разбудила меня, дала 2 сухаря и повела в госпиталь. Так я по «блату», минуя огромную очередь, попал к хирургу, а Мария рассмеялась и сказала: «Митька, жениться будешь, на свадьбу не забудь пригласить». Хирург осмотрел рану и лекарство, которым меня лечила Мария и сказал: «Знакомые дела, жить будешь, а руку сохраним». Восемь месяцев в госпитале, а затем снова на фронт, ещё три ранения полегче, но всегда я был благодарен этой «хохлушке», которая спасла мне жизнь без преувеличения. А я даже не спросил её фамилию и откуда она родом».
Сидел я и слушал рассказ отца, не обращая внимание, на злых комаров, которые нещадно меня кусали, представлял взорванный блиндаж, танк «Тигр» и маленькую, худенькую Марию, спасшую моего отца. Этот рассказ отца врезался в мою память на всю жизнь. Отец часто рассказывал о войне, вспоминал свою маленькую спасительницу. Где она? Выжила ли в этой страшной войне?
Детство прошло, я вырос, женился и пошёл работать в милицию, переехал жить в Усть-Донецкий. Естественно обзавёлся новыми друзьями. Среди которых был Палёнов Виктор Борисович, Исаев Александр Владимирович и многие другие. В 2002 году из жизни ушла моя мама Болдырева Таисия Александровна, отец остался жить один, так как старшая сестра живет на Украине. В 2003 году мы продали дом в станице и забрали досматривать отца к себе, как положено в казачьих семьях, младшие досматривают стариков. К тому времени я был на пенсии по линии МВД, но гены и родовые корни сделали своё. Я стал командиром казачьей дружины Усть-Донецкого района, атаманом Усть-Донецкого юрта. В то время, рядом со мной был замечательный человек с большой буквы, отзывчивый и верный товарищ, войсковой старшина Владимир Николаевич Апарин. По роду службы мы с Апариным вели поиски наших земляков, кто служил в 5-м гвардейском казачьем корпусе и на 9 мая развозили недорогие, но памятные подарки участникам ВОВ. Как-то сидя в гостях В.Б. Палёнова, я заговорил с его матерью Палёновой Марией Семеновной 1918 года рождения, участницей Великой Отечественной войны. Мария Семеновна служила в 5-м кавалерийском корпусе при госпитале.В своем рассказе она упомянула май 1943 год и станицу Тацинскую. Во мне сразу сработала интуиция милиционера, не та ли это Мария, которая спасла жизнь моему отцу? Я стал задавать наводящие вопросы бабе Мане за сарай побеленный в белый цвет, за раненого бойца в левую руку, ну и, конечно, за лопухи и опарышей. Мария Семёновна задумалась, а потом пристально посмотрела на меня и сказала: «Было так, а ты откуда знаешь? А солдата звали Митькой, плохой он был, наверное умер, у него начиналась гангрена».
Это же надо – прошло 60 лет, а она вспомнила! Сомнений не было, передо мною сидит «хохлушка Мария» - спасительница моего отца. Господи, да ведь я с ней был знаком ещё по её сыну Виктору! Оказывается спасительница моего отца жила в нашем районе, в каких-то 50 километров от станицы Мелиховской, невероятно! У меня сжало горло, накатились слёзы, спазмы мешали говорить, успокоившись, я сказал, что тот солдат мой отец, и он сейчас живёт у меня в Усть-Донецком. (Баба Маня жила в хуторе Апаринском). И если она не против, то мы с отцом завтра приедем к ней. «Да приезжайте», - сказала баба Маня.
Приехав домой, я не знал, с чего начать разговор с отцом, как сказать, что его спасительница живет в 5 км от него. Повторюсь, отец часто вспоминал и говорил об этом эпизоде в его жизни. Зайдя в комнату, сказал: «Папа, я нашёл твою спасительницу». Отец отложил в сторону книгу и, строго глядя на меня в глаза, произнёс: «Сашка, таким не шутят, получишь у меня!». Отец и вправду мог дать мне затрещину, не смотря на то, что у меня уже свои дети есть. Я все ему рассказал и позже пожалел об этом. Отец поднял руки, нижняя губа у него затряслась, он стал ходить по квартире, натыкаясь на стены, стол и стулья. Я еле усадил его на диван. Он начал меня расспрашивать, вернее «пытать», что, да как? Не вытерпев, я сказал, что завтра мы едем к бабе Мане в гости. Всю ночь я слышал, как отец ворочался, ходил по квартире,а утром, когда мы ещё спали, отец разбудил нас.
Чисто выбритый, в белой рубашке и чёрном костюме со всеми своими наградами участника Великой Отечественной войны и трудовыми. Отец редко надевал этот пиджак, но утром он был при всем параде. Примерно в 10 часов мы приехали в хутор Апаринский, по пути заехали в магазин, купили продуктов и подарки. Садясь в машину, отец сказал: «Это она, я уверен». Приехали к Палёновым, мы зашли во двор.
Баба Маня сидела в выходном платье, вишнёвого цвета, с покрытой головой. Что было дальше, трудно описать. Они поздоровались и поцеловались. Услышав голос бабы Мани, отец сказал: «Она!», и опустился на колени перед ней. «Митька – выжил!», - воскликнула баба Маня. У отца текли слёзы, плакала и Мария Семёновна. Я и Виктор стояли, молча глядя на них. В гостях мы пробыли до вечера. Отец с бабой Маней все разговаривали и разговаривали, вспомнили имя и отчество хирурга, к которому молодая девушка привела бойца. Каждый день отец просил отвезти меня к ней, и они всё говорили и говорили. Как-то раз отец сказал: «Я нашёл свою спасительницу, теперь можно и умирать». В 2004 году отца не стало, потом умерла баба Маня.
Как так могло случиться? Через 60 лет встретились два солдата той страшной войны, один из которых спас жизнь другому. Вечная им память. Поистине говорят: «Пути господни – неисповедимы».
А. БОЛДЫРЕВ,
войсковой старшина